Попал я на обучение в ДВГУ (кафедра океанологии геофизического факультета) случайно.
Мои документы из Военно-Воздушного Училища вернули поздно — я не прошёл в лётчики (к чему я готовился с детства) по зрению (как я понимаю, это — следствие попадания соломинки в глаз на сенокосе, я же — крестьянский сын).
Билетов в Москву и Ленинград из Магадана в июле, естественно, не было. Вот и полетел я во Владивосток поступать на судоводительский ВИМУ. В самолёте прочитал правила для абитуриентов ВВИМУ и понял, что и здесь я с моим зрением не пройду. Обливаясь от пота (чёрный костюм в июльскую жару оказался совершенно неуместен во Владивостоке) я принял предложение какого-то бродяги-предпринимателя и за 3 рубля (тогда это были деньги) он отвёл меня в ближайшую гостиницу. Оказалось, что это — гостиница ТОФ на трамвайном кольце (о которой никто из владивостокцев не знал, я проверял).
Оставался последний день для сдачи документов. Я намеревался поступить на истфак (история меня всегда увлекала). Но в холле (тогда это слово ещё не было распространено), я увидел самодельный плакат с фотографиями участников экспедиции и заголовками типа «плавайте вместе с нами» и решил подать документы на океанологический. Это был поворотный момент моей жизни, но я этого тогда не понял. Получил направление для временного проживания на Трактовую (барак на Чайке, который давно сгорел). Там я впервые столкнулся с нравами общежития (берут всё, что плохо лежит). Тогда же я начал учиться плавать: по вечерам, когда никто не видел, заходил в воду по шею и пытался плыть к берегу. И так — десятки раз. К августу я уже мог заплывать далеко, хотя и боялся. Пляж отличался обширными зарослями водорослей с крестовиками На Чайке пляж — до сих пор. И поля водорослей не уменьшились (их же никто не косит). Правда, теперь построили туалет (от которого сток идёт прямо в детский сектор).
Первый семестр провёл на одни пятёрки (кажется, единственный на факультете), но потом резко охладел к обучению. Состав дисциплин, уровень их преподавания, состав преподавателей меня не устраивали. Но страх (при отчислении тут же быть призванным в СА) сдерживал от попыток перехода в другой ВУЗ.
В школе Усть-Омчуга (1-7 класс) и в 1-й магаданской школе (8-10 класс) преподаватели были и интереснее и сильнее, чем в ДВГУ.
ДВГУ был заново создан в 1956 г. на основе какого-то педвуза. Естественно, преподавательский состав большинства кафедр был очень слабым (кроме, пожалуй, биологии). Его предшественник — ДГУ (в котором был и краеведческий институт) был закрыт дважды: в 1930 г. (воссоздан в урезанном виде в 1931 г.) и после ждановского визита в 1939 г. (в его здании разместился НКВД, так что потом на месте этих четырёх букв на фронтоне головного здания легко было прикрепить другие четыре), а преподаватели (большая часть — остатки беженцев из центральной России) исчезли без следа (вероятно, большинство — в ГУЛАГЕ).
Конечно, можно было бы сделать ДВГУ приличным заведением. Пример: в 60-е университет «Дружбы народов» был создан за месяц — выделили здание и квартиры, установили двойную зарплату и начали качественно учить. Иноземцев. Качественно. Бесплатно. За счёт аборигенов.
Но ДВГУ был заведением третьеразрядным, бедным, без ресурсов и традиций. Качество выпускаемых специалистов можно было бы предсказать заранее. Некоторые кафедры были постарше и посчастливее.
Профессоров и доцентов в ЛВГУ было мало, Много было «старших преподавателей», т.е. лиц без учёной степени. Диссертации местных учёных писались долго а защищались лишь в столицах. Опытнейший (преподавал в большинстве ВУЗов Владивостока с 1930 г.) А.Е. Крафт защитил свою лишь в 1946 г., в ЦИП.
Океанологов в стране в то время (до войны — с 1930 г. — в МГМИ) готовили в Москве (МГУ, с 1953) и Ленинграде (ЛГМИ — с 1945 г. и ЛГУ — с 1945 г.). Во Владивостоке подготовку океанологов проводили с 1964 г. Ранее — с 1957 г. обучение (физиков моря, аналог кафедры физики моря МГУ) проходило на физфаке (а первый набор гидрологов суши и метеорологов был в ДВПИ в 1950 году). Вероятно, этой аналогией объясняется именование факультета геофизическим, хотя геофизики не было совсем. Техников — океанологов (хороших, насколько я могу судить по известным мне выпускникам) готовил гидрометтехникум (ВГМТ), расположенный в здании бывшего краеведческого института. Во Владивостоке были представлены все учебные центры (например, МГМИ — Бирюлиным, МГУ — Павлычевым, ЛГМИ — Ростовым, а Гидрографический институт/ ЛВИМУ — Булгаковым).
Обучение океанологов в ДВГУ, в основном, проходило в больших аудиториях (с середины её на доске ничего не было видно) и в т.н. комнатах для занятий в общежитии (мимо которых пробегали, иногда с криками, и проходили, часто в халатах, его обитательницы). Набор дисциплин (много общественных наук, математики, физики, химии и очень мало специальных курсов) заставил меня усомниться в правильности выбора. Довольно велик был объём т.н. «общественных наук». Надо же было обеспечить работой многочисленных специалистов по философии и истории КПСС. Зубрить даты съездов и читать «Философские тетради» приходилось всем студентам, независимо от специализации. Зато логики, наукометрии или умения писать статьи не давалось совсем. Впрочем, и специальные курсы меня не увлекали (два часа вывода формул: упражнения и никакой физики). В университете я так и не научился писать свои статьи, искать и читать чужие. Изучение английского (лишь 1 час в неделю) сводилось к чтению газет и простым диалогам (хотя непрерывно беременная преподавательница английского на ГФФ была очень яркой личностью). Немудрено, что многие мои однокурсники иностранных журналов до сих пор не читают. Научных статей никто (насколько я помню) в студенчестве не писал, а с реферативным журналом я познакомился лишь в ТОИ.
Запомнились лишь немногие интересные преподаватели:
по геодезии (жаль, что курс длился только 2 семестра),
по физике (кроме прекрасного изложения предмета, парнишка комментировал во время лекции передачи «Голоса Америки»),
по химии (невысокая полная дама излагала предмет так, что выглядела красавицей),
по вычислительной математике (Лилия Александровна и её очень интеллигентный брат Борис Александрович Молчановы).
Зав.кафедрой океанологии А.М. Баталин мне не понравился: согнутый, курящий во время лекции и семинара, с неуместными чудачествами (вероятно, перенятыми от Н.Н. Зубова). Например, региональную океанографию (её посвящались лишь 2 лекции) он излагал в виде отдельных анекдотов и историй (в то время он писал «Мифы и легенды океана»).
Уже позднее, когда я случайно попал на распродажу его библиотеки, когда я прочитал его статьи, я понял, что столкнулся с нередкой трагедией администратора (кроме заведования кафедрой, А.М. «вел большую общественную работу»). При большой загруженности А.М. практически уже не работал по специальности, не смог подготовить докторскую диссертацию (стал профессором без защиты) и, вероятно, атрибутами чудаковатости защищался от несоответствия своих возможностей и требований работы.
Однако, его несомненной заслугой был океанологический семинар (аналог зубовского), проходивший каждую неделю (почти без перерывов) по пятницам. Теперь я понимаю, каких трудов ему и кафедре стоила эта непрерывность. На семинар собирались океанологи из разных организаций города. Ведомственная разобщённость была и тогда очень сильной. Океанографическое Общество (профессиональный союз, существующий в большинстве морских стран, объединяет специалистов разных ведомств) в СССР отсутствовало (нет и до сих пор). Баталинские пятницы давали хорошую возможность профессионального образования и общения. Однако, многие хорошие и опытные учёные и техники семинар игнорировали, а выбор тем при ограниченном числе участников был случайным. Я же, без мудрого руководителя, даже регулярно посещая семинар, не сумел воспользоваться его возможностями.
Самой замечательной личностью семинара был интеллигентный Вадим Фёдорович Козлов («козлом» его никто не называл и за глаза). Позднее, работая с ним в одной лаборатории и посещая его лекции по методам вычислений, я понемногу обучался его методам работы с литературой и написанию статей. В библиотеке ТО ИОАН он бывал ежедневно. Библиотекарем там тогда была Людмила Петровна, редкой эрудиции женщина (имена многих людей, с которыми я встречался в жизни, я забыл, а её имя буду помнить всегда, по крайней мере, до инсульта). С тех пор уровень институтов я оцениваю по уровню научной библиотеки. Например, библиотека ДВНИГМИ совсем не получала иностранные издания (в отличие от ТИНРО и ТОИ) — разное обеспечение центральных и отдалённых институтов было и осталось характерной особенностью только Гидромета.
В нашей группе было много интересных личностей. Лучшим по успеваемости был Коля Ванин (долгое время он работал в ДВНИГМИ, а сейчас он, кажется, в ТИНРО).
Самыми авторитетными были прошедшие армию (я был дружен с ними). Двое из них (Костя Минин и Евгений Храпатый) были позднее отчислены по доносу милиции (они пытались петь под свою гитару в ресторане и вступили в конфликт с агрессивно возражавшей официанткой). Боря Чернышов (редкой работоспособности староста нашей группы и первый из выпуска начальник океанографического отряда), так и не смог обзавестись квартирой после многих лет работы на судне. Поэтому и уехал позднее в родную Тайгу.
Куда-то ушли Боря Холманов (конспекты лекций которого отличались образцовым качеством), Света Чиркова (проплававшая много лет, но так и нашедшая в море мужа), Броня Бялгожевский (успел-ли он подняться по партийной лестнице ?)…
Карманова звали «князем», Чернецова — «графом», что характеризует не только отход от революционных идеалов в то время (старые революционеры ещё получали новые квартиры повышенной площади, а студентов, пытавшихся подработать пением в церковном хоре, выгоняли из ВУЗов), но и их авторитет. Оба (Володю Чернецова я посетил, когда он работал в АтлантНИРО; Гена Карманов работал в КамчатНИРО), кажется, умерли. Умер и Саша Кононенко (кажется, единственный золотой медалист в группе) — он работал в ДВНИГМИ до самой смерти.
После первого курса практику по геодезии нам настоятельно рекомендовали пройти на Чукотке (в действительности её не было). Вербовщица из П/К гидрографии как-то договорилась об этом с завкафедрой. Мы должны были сидеть 3 месяца на 4 водомерных постах (рейках) и ежечасно фиксировать уровень реки Великой (туда из Анадыря доходил прилив). На матросском пайке (кажется, 10 банок тушонки в месяц на троих) в матросских бушлатах и за 45 рублей в месяц (минимальная оплата труда тогда составляла 70 рублей). Позже, в коридоре гидрографии П/К я увидел приказ о премировании (все — более 1000 р.) штатных работников за «экономию фонда заработной платы». Поэтому и запомнил фамилию руководителя экспедиции — кап2 Соловьёв. Но мы были молоды и у нас были ружья. Покормили гнуса (комаров, мошку, оводов, для которых мы были единственной пищей). Помнится, осенью предупредили нас о предстоящем снятии поста. Мы сняли палатки, закоптили куропаток на дорогу, сожгли всю солярку (нашли на реке), расстреляли почти все патроны (три закопали под вешкой вместе с мукой, сгущенкой, частью солярки и запиской для тех, кто, может быть, потом посетит это гнусное место). Ждём день, два — нет катера (потом узнали, что у него мотор забарахлил). Съели все клёцки (из муки ничего больше не получается) и поделив на троих патроны, разошлись, надеясь подстрелить кого-либо из пролетающих птиц (куропатки к тому времени как-то исчезли). Я залёг, присыпавшись листьями, на берегу озерца и дождался гусей. Однако, когда я встал, косяк так круто взмыл, что последнего гуся я подстрелил лишь в крыло. Сильно исцарапанный (минут пять, пока я душил гуся, он меня клевал и бил крыльями), но с трофеем, я встретил товарищей (Борю Чернышова и Володю Реснянского), которым менее повезло.
Нашими друзьями были гидрологи суши (почти все — обаятельные дамы, а одна — Алексанкина — просто красавица) и студенты старшего на год курса. Среди студентов старшего курса запомнились Петухов (за шахматную игру «в слепую») и Барнашов (за изящный внешний вид). Помнится азартная игра в покер, в которой принимали участие старшекурсники. Я, как старший по комнате, ввёл плату за вход и за игру. Как-то утром обнаружил кассу с накоплениями опустошённой, но с запиской примерно такого содержания: «было 150 рублей, 80 копеек». Завёл новую. Как-то утром обнаружил новую записку: «а теперь было только 56 рублей, 70 копеек». Игру прекратил. С младшими (а также с географами) мы, почему-то, не общались, а с метеорологами — много меньше. Первое вино (сыра не было, но разнообразное и не фальсифицированное вино всегда было в продаже) мне не понравилось (пить я так и не научился, наверное, северянам алкоголь противопоказан).