Пенсионный период — годы доживания, угасания функций и сил. Это — тоже жизнь. Но — иная.
Выход на пенсию означает и сокращение дохода и прекращение профессиональной деятельности. Потому, что в РФ размер пенсии большинства (кроме госчиновников) оскорбительно ничтожен. Потому, что в РФ (впрочем, как и в СССР) нет реальных профессиональных союзов.
Членство в казённых профсоюзах резко останавливается сразу же с прекращением производственных отношений. А иных обществ, профессиональных и по интересам, в СССР не было. И в РФ нет. Власти боялись неконтролируемых обществ и собраний. Ещё больше боятся сейчас — это были бы готовые политические клубы. Впрочем, какое-то время были неразогнанные после революции Физическое и Химическое общества. Не знаю, есть ли они сейчас — про их деятельность ничего не слышно. А Океанографического общества нет.
При том, что у большинства пенсионеров есть уникальные опыт и знания. Но в РФ (впрочем, как и в СССР) они не востребованы ни в образовании, ни в науке. Богатая страна, которой не нужны дорогостоящие опыт и знания. И — бедные пенсионеры…
Чтобы отдалить впадение в нищету, некоторые бывшие специалисты вынуждены работать охранниками, киоскёрами, продавцами. Архивы, естественно, выбрасываются.
Большинство начинает интенсивно работать и жить на даче. Если до революции дача была местом отдыха, то в СССР (и в РФ) дача — место работы. Часто примитивной — вскапывать, носить, ремонтировать. Несмотря на убогие размеры строений (в СССР прямо запрещалось строительство домов на дачных участках, потом ограничивался их размер и этажность. Делалось всё, чтобы дача оставалась местом производства овощей и фруктов в летне-осеннее время. Нормальные (дореволюционного образца) дачи достались функционерам старой (СССР) и новой (банды Ельцина) власти. Ну и нынешним ворам, конечно.
При резком сокращении доходов и отсутствии обязательств немногие пенсионеры способны писать статьи и книги. Среди моих однокурсников таких нет. Интересно, смогу ли работать я и до какого возраста…
А дачу я забросил. Она располагалась далеко за Кипарисовым. После пожара на арсенале крыша на дачном домике стала похожа на решето. Кусты, виноград и деревья другие дачники давно выкопали и увезли. Плодородный слой сосед — афганский ветеран — давно перенес себе (а затем свою дачу быстро продал). Беседку (добротную, из металлического квадрата и толстых досок) добрые люди разобрали и унесли. Овощи и фрукты я покупаю на базаре. Это обходится мне намного дешевле поездок на дачу. И остается время для любимой работы.
В прилегающем супермаркете (по простому — в универсаме) заметил резкое отчуждение людей. Стоит женщина перед весами, но не взвешивает, не наклеивает и не уходит — наслаждается тем, что я жду и чтобы еще за мной кто-либо подошел. Или, чтобы её кто-либо поторопил. Вот тогда — то она оживёт. Она же оказалась впереди меня (через два человека) в очереди на кассу.
Она долго препиралась из-за чего-то с кассиром, долго укладывала в пакеты, долго платила по карточке. Наконец, победно взглянув на очередь, отошла. Я такое замечаю часто. Дело не в личности, а в том, что люди обозлены уже и друг на друга. Просто так это проявляется.
Я заранее готовлю деньги, всегда имею разменные, от кассира продукты складываю в тележку, чтобы упаковать в стороне. Чтобы не задерживать других. По-моему, это логично — экономит время для нескольких человек за мой счёт. Время, которое они потратят на более полезное. Потому что я люблю своих сограждан и соплеменников. И жду такого же от них.
У меня давно лежит рукопись книги «Научные суда России». Надо бы подготовить к изданию.
А десяток статей по региональной океанографии как кирпичики легко складываются в новые книги «Океанография залива Петра Великого» и «Океанография Японского моря». С помощью моего сына я надеюсь подготовить их к изданию уже в этом году.